Липовый цвет - Анна Рыжак

от сока руки и щеки. Вода ледяная! Брр!

Послушник подошел к чайнику и помешал оранжевую смесь воска и парафина, достал кончиком ножа остатки свечных фитилей.

– Каждую ночь у нас было особое задание: поймать для жены командира по скорпиону, – хохотнул Владимир, вернувшись к окну.

– Зачем?

– Да я ж откуда знаю! – смеялся он. – Она их сушила и покрывала лаком. Хобби у нее такое было или развлечение. А мы что? Нам дали приказ – добыть скорпионов, вот и ползали вдоль траншеи, где у них были норы. Ловили их, загоняя под колпак обрезанной пластиковой бутылки.

Я улыбнулся, а Владимир снова взял чайник и пошел к банкам.

– Красота какая получается, ты посмотри! – он довольно щелкнул языком. – Несколько таких свечек внутрь буржуйки, и блиндаж равномерно наполнится теплом.

– Что такое «блиндаж»?

– Балда… Я ему тут пару часов рассказываю про блиндажи, а он не знает, что это такое! – Владимир покачал головой. – Что-то наподобие землянки, стены которой оббиты досками, чтобы земля не сыпалась.

– Я же не служил, мне простительно.

После того как свечи были залиты, Владимир их поставил под кровать застывать, а сам принялся плести маскировочные сети, рассказывая про Таджикистан. На мой вопрос, почему он не купит уже готовую камуфляжную сетку, он ответил, что самодельная выходит намного дешевле. Мне это, конечно, было сложно понять. Для меня она стоила сущие копейки.

Так за разговорами пролетел день, и мы пошли на вечернюю службу, где я снова увидел рыжую.

***

Выйдя из часовни после службы, Вита и Владимир остановились возле полуразрушенной церкви.

– Сможешь свозить меня завтра в Центр сбора гуманитарной помощи? Через два дня планируется отправка машины. Хочется успеть передать свечи и сети на фронт.

Они стояли на том же месте, где я впервые ее увидел. Только сейчас я сидел рядом с ними и украдкой рассматривал зеленое платье, поверх которого было накинуто простенькое клетчатое пальто.

Вита достала из кармана смартфон и что-то в нем потыкала.

– Могу только после обеда, – она покачала головой. – Утром слишком много дел.

– Да, нормально.

– Тогда договорились… Вы вдвоем поедете? – она бросила на меня быстрый взгляд и снова посмотрела на брата.

– Как обычно.

– Тогда будьте готовы к двум часам, – рыжая снова взглянула на меня. – Пока, Матвей.

– Пока.

Мне не хотелось, чтобы она уходила. Мое сердце протестовало против этого. Однако ее стоптанные ботиночки уже мелькали среди пожелтевшей травы.

– Вита! – крикнул я.

Она остановилась. Обернулась.

– Что?

– Хочешь помогу тебе с бизнес-планом сыроварни?

– Нет.

Она отвернулась и пошла дальше.

Ее ответ был точно пощечина. Я сначала растерялся, потом рассердился.

– Фурия!

– Оставь ее, – улыбнулся Владимир. – Сестре неловко, что ты видел ее в неприглядном состоянии. Неужели непонятно?

– Пусть на меня посмотрит и успокоится…

Владимир усмехнулся.

Мы покатили к дому батюшки на ужин, после которого я засел за молитвы. Иногда отвлекаясь от чтения, я поглядывал на часы. Очень хотелось, чтобы наступил завтрашний день.

Он оказался теплым и солнечным. Я откровенно скучал, пока Владимир спускал морковь в погреб. Подставил лицо осеннему солнцу и расслабленно выдохнул. Где-то далеко, в листве пожелтевших лип, чирикали воробьи, трудники гремели ведрами и железными тазами. Мое уединение и спокойствие вдруг нарушил телефонный звонок. Владимир был неподалеку, поэтому быстро подошел ко мне.

– Ответишь? – он показал мне экран.

Я сжал губы в тонкую линию в раздумьях, но все же медленно кивнул. Послушник надел на меня наушники.

– Алло? – ответил я, глядя, как Владимир удаляется к погребу, оставив меня одного.

– Здравствуй, сын, – голос отца звучал сухо и холодно. – Когда домой собираешься? Еще не наигрался в отшельника?

Я сжал зубы и скрипнул ими.

– Не отшельник, а паломник. И да, пока не собираюсь.

Отец расхохотался, а у меня на щеках заходили желваки.

– Слышишь, мать? – по тому, что голос его стал глуше, стало понятно, что он обратился куда-то в сторону. – Матвей – паломник!.. – Отец снова издевательски хохотал, но через пару секунд взял себя в руки, его голос стал строгим. – Значит так. Даю тебе еще неделю, и за тобой снова приедут. Только в этот раз делегация будет побольше, твоему сопровождающему больше не удастся от них отбиться! У нас наклевывается крупная сделка, и требуется твое участие. Голова у тебя хорошо работает, так что перестань заниматься дурью и возвращайся. Я уже подготовил кабинет и помощника, который будет твоими руками.

– Я не приеду.

– Это невозможно… – пугающе тихо прошипел отец, потом заорал, – да что я сделал не так, что вырастил такого упертого, ни на что неспособного козла?!

Я чувствовал, как мои ноздри раздулись от злости.

– Хватит указывать, что мне делать! – заорал я, и на меня обернулись трудники и Владимир. – Ты не думал о том, что я не хочу заниматься твоим бизнесом? Что у меня есть свои интересы?

– Свои интересы?

– Да!

– И какие же?

– Я… Хочу рисовать.

– Это же несерьезно! Каким образом ты собираешься это делать в таком-то состоянии, идиот? – отец был прав, и это злило еще больше.

– Разберусь, – фыркнул я. – В любом случае, не приеду. По крайней мере, не сейчас, – и посмотрел на крышу дома Виталины, что маячила вдалеке.

– Ты как всегда… инфантильный и слабый! Променял работу в семейном бизнесе с высоким заработком на свои глупые интересы, которые попросту являются блажью!

Мы ненадолго замолчали. Я не знал, что ответить на его оскорбления.

– Значит, не приедешь?

– Нет.

– И не хочешь заниматься делами фирмы?

– Нет.

Я надеялся довести отца до белого каления из-за его безразличия ко мне и из-за того, что он управлял моей жизнью на свое усмотрение. Кажется, мне удалось, потому что следующее, что я услышал потрясло меня до глубины души:

– Тогда и денег ты больше не получишь! Я сейчас же заблокирую все твои счета! Насколько ты помнишь, не так давно я переоформил их на свое имя из-за твоей болезни, так что это не составит труда… – Он обратился куда-то в сторону; видимо, к своему помощнику, – Алексей Иванович, вам понятно мое поручение?

– Что?! – заорал я, но в трубке уже послышались три коротких гудка, а потом звонок полностью отключился.

На этот раз Владимир поставил на землю ведро с морковкой и направился ко мне. Он увидел на экране, что сеанс закончен, поэтому заблокировал телефон и вытащил наушники.

– Все в порядке? – послушник укладывал их в чехол.

– Так себе… – мой голос звучал расстроенно. – Отец пообещал заблокировать все мои карты. Как на зло, они все переоформлены на него, как на моего опекуна! Я ведь теперь, можно сказать, несамостоятельный. В общем, хочет оставить меня без средств к существованию!

– Может, тебе стоит смотаться к ближайшему банкомату и снять наличные, пока есть возможность?

– Уже поздно. Для него закрыть счета – дело одной минуты… одного звонка.

Я снова вспомнил неприятный разговор с отцом, и на мои виски начало давить.

Ты позоришь нашу семью!

Беспечный, безответственный, бестолковый!

Я зажмурился и мотнул головой, чтобы прогнать воспоминания с его оскорблениями.

– Почему он так поступил?

– Хочет, чтобы я вернулся домой.

– А ты?

– А я буду делать то, что сам желаю. Не по его указке. Надоело постоянно подчиняться!

– Значит, бунт? Хм… Я тебе так скажу. Чтобы быть независимым от других, нужно уметь самостоятельно себя содержать, а для этого надо работать. Жить на папины деньги, безусловно, комфортно, но ты ведь понимаешь, что это лишает тебя самостоятельности? Придется выбирать: либо пользоваться его благами и слушаться, либо зарабатывать самому и делать то, что хочется. Я бы посоветовал второе. Ты уже вон какой вымахал!

Владимир положил телефон и чехол с наушниками в карман моих джинсов и, кажется, похлопал меня по плечу.

– Как я буду работать в таком состоянии?

– Как писал поэт, желание – это множество возможностей, а нежеланье –